Фанфики - Страница 48

– Поздно. Много времени прошло. Кабы сразу… А теперь… не, не смогу.

Круто. Я-то думал, что такими заморочками только волхвы страдают. Но, похоже, «вражеские технологии» известны и по эту сторону божественности.

Дядя встряхивается, снова возвращается к «проблеме по имени Ванька».

– Завтра сходишь на исповедь. К Петру и Павлу…

– Это — вряд ли. Завтра после веселья — уборка. Батюшка-то у меня…

Мы оба разглядываем спящего с запрокинутой головой Акима. Мне нужно выдумать причины, по которым я не приду и послезавтра? И во все последующие дни?

– Мда… Холопа своего когда пришлёшь?

– После жатвы.

Отмазка типовая крестьянская. Но я не могу просто так отпустить Чимахая в этакое кубло! Они так подправят ему «систему ценностей»… В других местах это называется — «перевербовка». Сначала надо хоть как-то подготовить «железного дровосека». Он-то точно «только из лесу вышел».

Оглядываюсь на Чимахая и Никодима, киваю, они подходят к нам. Игумен, похоже, недоволен завершением беседы. Но я устал, хватит.

Порох! Не разобрался, откуда у дяди пороховой ожог! Блин!

Нафиг, не в этот раз: устал я, да и казначейша лягнула… охохошеньки…

А, ещё одно: выход из беседы с позитивом. И загрузкой собеседника.

– Кстати. Никодим, как я понимаю, место потерял. Дворни на усадьбе поубавилось, вдовица к Акиму под защиту подалась, часовенка теперь так часто не нужна будет. А в наших краях церковь приходская пустая стоит. Сельцо такое — Невестино. Вы бы потолковали с епископом. Ежели Никодима пресвитером в тот приход поставят — я на месте помогу, чем могу.

Дача взятки в форме трудоустройства племянника-бестолочи? Демонстрация лояльности путём добровольного приёма в своё окружение очевидного стукача-информатора? Обмен заложниками как проявление надежды на взаимное уважение и добрососедство?

Игумен чуть склонив голову внимательно меня разглядывает. Что он видит? Лысого, тощего, в затрапезном одеянии, подростка-ублюдка. Деревенский сопляк одурел от свалившейся на него чести, внимания. По происхождению — дитя случайной случки, по месту жительства — деревенский пижон, по статусу — свежий выскочка, наглеющий от упавшего на него боярства. Какие-то селянские сказки о волхвах и ведьмах, восторженные слюни вразлёт от придурка-племянника… Человек почти всегда обращает своё внимание на равных. Дети не замечают взрослых, господа — слуг. Мужчина видит в противниках мужчин, а не женщин или детей. Я не тяну на слугу Князя Тьмы. Капризный, вздорный, гонористый сопляк. И сатанизмом от меня не пахнет. Опять же — племяш не будет нытьём плешь проедать. И присмотрит…

– Это — как владыко скажет. Поглядим.

Никодим уводит дядюшку-экзорциста к себе, а я начинаю разгонять невнятно бубнящих ветеранов.

Акима приходиться нести — он сегодня «выносливый». Яков идёт сам. Первый раз вижу «чёрного гридня» в столь «застенчивом» состоянии — постоянно держится за стенку.

Дело, похоже, не только в моих вывертах с алкоголем. Для меня боярство Акима… ну, этап, шажок, некоторое улучшение среды обитания. Сословия, титулы… Экие условности! Какие-то детские игры. «Я буду королём!» — мальчишки в песочнице.

Для них — ценность другая. Получение «шапки» — «событие мирового уровня», «цель жизни». Они об этом ещё детьми мечтали. И вот оно — сбылось. Длительное сильное нервное напряжение. «Как-то оно будет?». Получится ли? Получилось. Теперь выдохнули и расслабились.

Обхожу двор, укладываю неуложившихся, прикрываю потеплее уснувших, отправляю на покой пьяненьких сторожей. Скоро уже рассвет. Ну и денёк! Ещё и эта рыба подгорела…

«Утро — вечера мудренее». Часика три-четыре вздремнуть… Ну, не погорит же оно всё без моего присмотра! Может быть…

…

Поутру стандарт: народ пытается опохмелиться. Настроение… Был бы утюг — и из него бы воду выпили.

Маша Распутина поёт:

«Ой, идти придется к лысому
В этот синий понедельник»

У меня пришёл «синий понедельник». И куда мне деваться? Когда я сам лысый…

«На Руси пьют один раз в жизни. Потом всю жизнь голову лечат» — фольк отмечает характерную национальную особенность. Главное, не дать гостям пойти на второй круг.

Заскакиваю в каморку к Николаю. «Генеральный директор по сбыту и наоборот» — мучается вчерашним. Сидит среди развала наших товаров и тяжко вздыхает.

– Николай, тебе пива кружечку прислать?

О! Второй глаз открылся. Сфокусировался. А первый — нет. От напряжения на лбу появляются морщины.

– Ваня… яви божескую милость… пришли. Четыре.

– А одной тебе не хватит?

– Сейчас жмоты придут. Жмотничать будут. О-хо-хо. Паутинку нашу торговать. Жадюги. Я уж с ними по всякому, а они больше двух гривен за штуку… О-ох. Пришли, Ванечка, хоть полкружечки.

Я оглядываю заваленное образцами товаров помещение. Под руку попадается отрез из нашей паутинки.

Мда… две гривны за штуку… За наш основной товар… «Маловато будет». А не уелбантурить ли мне чего-нибудь? Этакого… факеншитного?

– Ты, Николай, как купцы придут, не спеши с их ценой соглашаться. Меня дождись.

Тащу этот отрез к Аннушке. Прелесть — три молчащие бабы: одна просто немая, у другой «жёлудь» на языке, третья — тихо шипит. В утро, когда даже кошачья пробежка воспринимается как конское топанье — огромное достоинство.

Перетряхиваем Аннушкины сундуки с платьями. Нет, пусть «жёлудь» переложит, а то подавится насмерть. Прикинув подходящие экземпляры, ставлю задачу. Ну, девицы-красавицы, посмотрим как у вас с «курсами кройки и шитья».

Не успел двери закрыть — в горнице за спиной девичий щебет, переходящий в вороний грай. Ух, они и напортняжничают!