И тут я ему насчёт хлеба. Он сразу винтом закрутился. И понёс… так это — по торговому. Как на торгу орут. Пришлось дрын свой показывать, да напоминать: кто здесь ху.
Остыл он чуток и начал громить мои умопостроения.
Я предполагал так: купить нынче, летом, на корню, две тысячи пудов хлеба. Подержать их до Нового Года, отвезти в Новгород и там продать. Пик цены будет, наверное, в конце февраля — начале марта. Купить здесь и сейчас можно дешевле векшицы за пуд, продать, если верить летописи — «осьмина по полугривне». В наших мерках осьмина — 1.75 пуда ржи.
Цена закупки — 10–13 гривен, цена продажи — 570. Ребятки! Да с такой нормой прибыли я и сам, даже и босиком в Новгород сбегаю!
Николай пыхтеть начал, слюнями брызгать. Потом понял, что я не придуриваюсь — реально не понимаю, начал рассказывать.
Хлеб — пыль. В такой сделке — его и не видать. Стоимость в хлебной торговле идёт не от хлеба. Как цена на пряности — «перец в один вес с золотом» — в Средние Века не зависит от размера плошки с рисом, которую съедает раб или крестьянин на Молуккских островах.
На две тысячи пудов нужно 400 больших мешков. Просто упаковка, но ещё столько же в цене. Но и это — мелочи. Под 400 больших мешков надо сотню возов. Грузоподъёмность русских саней считается в тонну. Но — это максимум. Реально, когда поход длинный, дороги… «святорусские», когда возчик везёт с собой и свои припасы, и корм для лошади — зимой травка не растёт… под полезный груз остаётся треть.
Цена возчику — ногата в день. Дистанция — 1000 вёрст.
Да знаю я, что по карте напрямки 417 километров! Но так только птицы небесные здесь летают. А по трассам даже в моё время — уже 600. А хлебный обоз…
Через верховья Днепра не пройти.
Я это по первой жизни знаю: в своё время там крупповские рельсы топором рубил. Советские так не рубились — железо другое. Вот мы и выискивали крупповские. Немцы в войну там узкоколейки строили — навезли.
Ещё помню глубоченные, в 15 метров, колодцы в деревнях. Их в войну набивали расстрелянными женщинами и детьми. И чёткую нелюбовь к финнам. Эти края — южная граница распространения финских карателей. Старики говорили: даже от эсэсовских зондеркоманд было легче отбиться, чем от финских егерей.
Хлебный обоз может пройти или на северо-запад, к Западной Двине, или на северо-восток. По левым притокам Верхнего Днепра выйти в Волжскую систему. Там, напротив Твери — устье Тиверцы — одни из трёх южных ворот «серигерского пути» — через Селигер и его реки к Ильменю и в Новгород.
Продолжительность: месяц — туда, месяц — обратно. Три сотни гривен отдать за извоз… А ещё надо нанять охрану, платить провозное, въездное, торговое… Прибыль получается… примерно в сотню-полторы. Если не будет… разных неожиданностей. Типа снежной бури, сильной оттепели, скрытой полыньи, лесного пожара, серьёзных разбойников, свихнувшегося владетеля, лошадиного или людского мора…
Что-то моё неуёмное желание нажиться на народном горе в форме летописного голода — обламывается об арифметику. А как же здесь хлебом торгуют? — А по воде. Когда бурлаки тянут барку основная статья расхода — транспортная — получается на порядок меньше. И цена на пуд хлеба подскакивает не в сорок-пятьдесят раз, а только вчетверо-впятеро.
Бли-и-н! Снова не успеваю! Жатва идёт до середины сентября, обмолот — до середины октября. В первой половине ноября здесь уже ложится снег и начинается ледостав. Бурлаки ходят в тёплое время, лезть в ледяную воду — дураков нет. Поэтому на большие расстояния тянут хлеб урожая предыдущего года.
А мне надо купить и доставить хлеб в Новгород именно в эту зиму.
Вести обоз зимой… Можно. По степи, по снегу, на 300–400 вёрст максимум. Так в 18 веке продавали хлеб крестьяне Орловской и Воронежской губерний за Оку, для прокормления голодных фабричных работников «родового гнезда русской нации» — Центрального района. Но по замёрзшим, снегом заметённым речушкам, через леса и болота, за тысячу вёрст…
Хлебный торг ведут специалисты своего дела — купцы-прасолы.
И тут Николай снова бьёт меня по голове.
На Руси нет купцов, которые могут провести хлебный караван в январе-феврале от Смоленска до Новгорода.
Местные дальние прасолы ходят до Новгорода водой. Поэтому зимних дорог не знают. Кто забыл: на Руси две системы дорог — летники и зимники.
Купцы, которые ходят в Новгород зимой — не торгуют хлебом.
Местные ближние хлеботорговцы, которые возят хлеб санями вблизи городков — не ходят в Новгород.
Итого: …факеншит уелбантуренный.
Иметь ресурсы, знать за полгода вперёд редкостную ситуацию на рынке, без всяких на кого-либо наездов и нарушения законов… И не иметь возможности провести такую сделку! Из-за какой-то мелочи — неразвитости путей сообщения…
Короче — облом. Ну очень обидно!
Николай убедительно доказал мне, что я идиот, успокоился и преисполнился. Чувства собственного превосходства, вятшести, и ко мне даже некоторого сочувствия. Сейчас ещё по ушам потреплет и удалится благостно.
Как интересно переменчивы люди: только что я был для него «светоч», «благодетель», «учитель». А тут сразу — недоросль-бестолочь… вот-вот гонорище носом хлестать начнёт.
Преждевременно. Есть в третьем тысячелетии такая хрень — «декомпозиция» называется.
– Значится так, Николай. Найди мне двух купчиков по-моложе. Одного — чтобы умел хлеб покупать-продавать-сохранять. Другого — чтобы знал короткий зимний путь отсюда до Селигера. Честных, бедных, деловитых… Обоз пойдёт на северо-восток через Волгу, Селигер, Игнач-крест, Ловать, Ильмень.