Фанфики - Страница 74

Что-то там, под этой черепушкой происходит, какие-то мысли туда-сюда шастают, связываются, рассыпаются. Из этого выкристаллизуется его собственная «правда».

Как сделать так, чтобы вот этот «кристалл» содержал не только подчинение мне, но и ещё две взаимоисключающие вещи: подчинение монахам, ибо непокорность они распознают сразу и задавят даже и до смерти, и критическое отношение к внушаемому ими? При том, что «ловцы душ человеческих» привычны копаться во внутренностях и хитросплетениях этих самых «пойманных душ».

Его подчинение мне основано на «интересе». На любопытстве к моим делам, более всего — к чертовщине, которая постоянно проскакивает вокруг меня. Если монахи будут ему более интересны — он уйдёт. Если даже не телом, то — душой. А зачем мне в моём окружении тело, «с душой, поющей с чужого голоса»?

Не надо было бы отпускать его к «бесогонам». Но он хочет, а я обещал. Простой мужик из леса в «липкой паутине» богословия и схоластики… пропадёт. Съедят — не подавятся.

Только он не «простой». Он не испугался князь-волка. Он не боялся «божественной цапли», он видел, как она сдохла. Он видел, как исполнилось его детское пожелание насчёт избавления от пахоты, и как умерли от этого его близкие. «Бойтесь желаний — они исполняются».

Жаль мне тебя, «железный дровосек», но ты сам выбрал эту стезю. Я же могу только предупредить тебя о некоторых опасностях.

– Тебе будут говорить слова, ты будешь читать книги. Не всё из сказанного или прочитанного — истина.

– М-м… А… Боярич, а ты знаешь… ну… где враньё?

– Распознавать правду, неправду, полуправду в словах и книгах — тебе придётся научиться самому. Как и понять отличие всего этого от истины. Я могу лишь привести несколько простеньких, понятных мне примеров. То, о чём я сам думал.

Чимахай повернулся на бок и уставился мне в лицо. А я разглядываю наших бурлаков и не могу понять — что меня в них смущает. Что-то в этой команде неправильно…

– Игумен говорил, что будет учить тебя вере. Так?

– Ну, было… вроде.

– Так вот, вере научить нельзя. Ибо учение строится на логике. Вера же исходит из ощущений, которые не обсуждаются. Не доказываются и не опровергаются. Баба может сказать: «Любый мой! До чего ж ты хорош!». Народ говорит: «Не по хорошу мил, а по милу хорош». Не по лицу или телу, не по повадке или богатству. По «хорошу». Знания здесь — нет. Есть чувство — «хорош». А уж после и причин можно напридумывать.

Чимахай тяжко вздыхает. Он-то сам, как в песне поётся:

Високий та стрункий
Ще й на бородэ ямка.

А вот с бабами ему… не попалась, которой бы он — «по хорошу».

Не люблю сплетничать, займёмся теологией.

– Вот, один из мудрецов сказал: Иисус, бог наш, был распят и умер. Это глупость, ибо бессмертный бог не может умереть на кресте от рук каких-то солдат. Иисус, сын Марии, умер и воскрес на третий день. И это — глупость, ибо люди не воскресают. Но мудрец, имя ему — Тертулиан, говорит: «Верую! Потому что абсурдно». Вера или — есть, или — нет. Её можно внушить, её можно взрастить, её можно укрепить, подперев костылями рассуждений или кошмарами больного бреда. Но нельзя вере научить.

Чимахай сел по-турецки. Поковырял, в глубокой задумчивости, носовой настил барки, на котором мы устроились.

– Так это что ж? Враньё получается? Научения не будет? А за что ж они серебро берут?

– Можно научить церковным службам, молитвам, догматам. Хождениям и песнопениям. Махать кадилом, бить поклоны, класть крестные знамения… Поэтому, когда они говорят о святых своих: «вероучитель» — это неправда. Правда — «веровнушатель». Или — «молитвоучитель». Разница — как между лесорубом и точильщиком. Один делает дело — валит дерево, другой правит инструмент для этого. Вера — дело, молитва — приспособление, инструмент.

А как ещё объяснить «железному дровосеку» разницу между верой и религией?.

– Ты сам увидишь, они скажут: мы выучим тебя «на лесоруба», но учить будут «на точильщика».

Чимахай снова хмыкнул и, по извечной русской привычке, полез «чухать потылицу».

Как-то я раньше не встречал, чтобы попаданцы учили туземцев богословию. Интересно, а как без этого здесь прожить?

Религия пронизывает всё средневековое общество. Это — господствующая форма сознания, любые народные движения «рядились в религиозные одежды».

Они в этих терминах и образах видят и слышат, думают и говорят. Умение находить и трактовать тонкие моменты в священных текстах — признак образованности. А дурень да невежа… какой из него лидер?

Надо показать этому лесному парню, что Ванька-ублюдок не только быстро бегает и часто подпрыгивает, но и мозги имеет, в «Святом Писании» понимает. Иначе новые учителя станут для него истиной, «светочами». А я потеряю полезного человека.

Мне не нужно «знать и уметь всё лучше всех» — я ему не «отец родной».

«Папа может, папа может, все, что угодно,
Плавать брассом, спорить басом, дрова рубить!»

Но нужно доказать, что я — умнее не только его самого, но и его будущих учителей. У меня есть преимущество — «первое слово». Убеждать легче, чем переубеждать.

Я не знаю всего русского средневекового богословия, я не могу ко всякому эпизоду Ветхого и Нового Заветов дать оригинальный и обоснованный комментарий. Но если я хочу остаться «в авторитете» для своего «железного дровосека», то нужен яркий пример по теологии.

– Посмотри на себя, Чимахай. Ты — закоренелый и не раскаивающийся грешник. Ты даже — не слуга Антихриста. Ты сам — Антихрист.

Ну и глаза у мужика! Да, Ванюша, при твоей склонности к парадоксам — «рублёвые глаза» — непременный атрибут пейзажа.