Вырезали бы нас за милую душе сонных. А «бурлаки» захватили бы, тем временем, барку с барахлом. Чтобы барочник не успел обрубить канат, которым барка привязана к коряге на берегу. Барахло с барки перегрузили бы на телеги, судёнышко запалили или утопили, людей порезали или гречникам отогнали…
И прибыль, и месть, и авторитет. Но — «обломинго». Сам-то Очеп убежал. Нехорошо. Как бы он моим ребятам в городской усадьбе гадить не начал.
– Не, Иване, не убежал. Толстый он. Подьём-то крутой, он и запыхался. А я его подпевал топорами… Вот.
Чимахай вытаскивает за шиворот здорового толстого мужика. Морда… «заря востока». Типа — «алеет». Сперва помыть — глаз из-за крови не видно.
– Ну, вожак татей противузаконных, молись об душе своей раз последний. Ваня, как мы его казнить будем? Положь его вона на то бревно. В растяжечку. Давненько я никого не расчетвертовывал.
– Да полно тебе, Аким Янович! Кровищи будет… И так весь стан загадили.
– А что? Топить его? Или жечь хочешь?
– Да я его вообще казнить не буду. Я его Маре в подарок отвезу. Ты ж знаешь — она такая любопытная…
Слухи о любопытстве Мараны, проверяемом на Кудряшке, широко распространились в Рябиновской вотчине. В основе — очень сильная экстраполяция ощущений разных пациентов, попавших под её лечение.
– Не, его князю отдать надо. Всё едино, завтра назад в город сплавляться.
Барочник внёс свою струю. До этого он несколько завистливо рассматривал кучку трофеев, растущую перед нами. Кафтан со своего покойника он уже снял и повесил на нос барки, что б вода стекала.
Теперь он добавил немного реальности в нашу радость победы: бурлаков нет, придётся возвращать в город и нанимать новых. Два дня теряем — минимум, цена поднимется раза в два — минимум…
Я уже говорил, что я дерьмократ? Так вот это — правда. Прямо перед нами из кустарника, растущего по склону, выбирается одна из тёток моего набора. Здоровая бабища пудов на семь. Руки — как ноги, ноги — как брёвна. Морда — печёным яблоком, если не считать шрамов. Груди — по пояс, нос — свёрнут набок, пробу — ставить некуда.
«Чем больше грудь в молодости, тем туже её надо подпоясывать в старости» — народное наблюдение. А эта тётка совсем распоясалась. Что привлекает внимание и наводит на размышления.
Кто сказал, что бурлаки — только мужчины? Сексизм это, дискриминация. Вон, в «Трое в одной лодке» английские девушки бурлачат и очень успешно. А наши — не хуже!
Инновация? — Я прогрессор или где?! — Демократизирую, эмансипирую и инновирую!
Следом выбирается мужичок из «убогих». Когда у него будет фамилия — она будет не «Суходрищенко», а «Сухорученко». Конечно, «убогий». Но ведь может же! Может ковырять в правой ноздре левой рукой… С лямкой ещё проще — её надо тянуть, а не ковырять.
Я же видел параолимпийцев! Инновирую — на «Святой Руси» будут «парабурлаки»!
К утру мы прибрались, посчитались и разобрались.
В Смоленск мы пришли в 18 голов. Четверых вотчинных с кормщиком отправили на первой лодейке. Двоих я оставил в городе по делам торговым. Двоих своих потеряли сегодня. Бедняге, которого я определил в писари, разрубили топором голову. И ещё одного мужичка рябиновского сильно порезали. Я с Акимом — не тягуны, но наших восемь здоровых мужиков — большая сила. Даже инал, сын ябгу…
– Что смотришь? Снимешь саблю — оденешь лямку.
Что характерно — нос воротит, морщится, но принимает — нужно. По нужде у меня и степной хан бурлаком пойдёт.
Треть новосёлов — побитые или разбежались. Но есть четверо относительно целых пленных разбойника. Остальных, раненых — дорезали. И есть очень Толстый Очеп… Если его наскипидарить — за троих потянет.
– Не будем в город возвращаться. Соберём три команды из наших, из пленных, из новосёлов. Человек по 6–8. Ноготка с плетью приставим. Пойдём бегом — днём и ночью.
– Да ты што! Не… мужики, чего-то боярич ваш… Как это «ночью»? Ночью тёмно же! Ночью же только по девкам ходить хорошо. Хи-хи-хи… (Капитан речной посудины возражает).
– У тебя на барке видел бочку смолы. Тряпьё — вот. Или факела делать разучились?
– Да не! Не бывало такого! Отрядясь такого не было! Идёт же артель! Одна артель идёт! Цельный день идёт, на ночь стан ставит! Это ж все знают! Шо ты выдумки выдумываешь!
«Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул,
Но ни разу
Даже глазом не моргнул!».
Эх, капитан-капитан, я — «акула прогрессизма», что ж ты так глазами хлопаешь?
Для меня восьмичасовой рабочий день — исконно-посконно. А для тебя — недостижимое будущее. Даже — невообразимое. Поэтому здесь «все знают» работу «от зари до зари», а я — «трудовой подвиг в три смены».
Насчёт ночной темноты… А таланты людские?! У меня, кроме факелов, есть ещё Сухан-мертвяк, который всё слышит, и Ивашка-ноктоскопун, который и ночью всё видит.
Инновируем, мать вашу, бурлакизм круглосуточный!
К утру подняли парус, и барка пару часов шла сама. За это время успели сделать несколько полезных вещей.
Прежде всего, Ноготок ознакомил присутствующих с характеристиками загнутых хвостиков своей плети. На примере задницы Толстого Очепа. Пример вполне доходчивый — мясо вырывают.
«Фанфики» постоянно крутятся у меня в голове, поэтому разбойничкам поставили в ротовые отверстия деревянные затычки. По похождениям Анжелики. Там гребцам на галерах французского королевского флота так делали. Написано, что сильно повышает скорость движения судна.
Очень запоминающееся впечатление произвели на присутствующих щелчки наручников: народ понял, что словосочетания — «Ванька-колдун» и «Лютый Зверь» — не фигуры речи, а элементы жизни. Их личной, внезапно на них наступившей, жизни. Невиданность и функциональность этих приспособлений добавили стабильности в поведение коллектива.